Я сказал мистеру Джонсону, что меня более всего интересуют аспекты биржи, связанные с массовой психологией.

— Работая юристом, — сказал мистер Джонсон, — я не имел возможности изучать компании в индивидуальном порядке. Я пытался прочувствовать структурные особенности их поведения. Биржа — это толпа. А если вы читали книгу Густава Ле Бона «Толпа», то знаете, что толпа наделена некоей суммарной личностью. По сути, толпа мужчин ведет себя как индивидуальная женщина. Ум толпы подобен женскому уму. И если вы достаточно долго наблюдаете за женщиной, вы начинаете видеть все маленькие трюки, незаметные нервные движения рук, выдающие тот момент, когда она лжет.

Я, знаете ли, говорил об этом со множеством психиатров. Я хотел, чтобы они поработали для нас, потому что толпа действительно имеет коллективную личность — иногда маниакальную, иногда депрессивную, иногда апатичную. Но проблема с психиатрами заключается в том, что они работают исходя из априорных посылок, а это не годится. Хороший рынок, я думаю, как и успешная психиатрия, должен работать на эмоциональном рапорте. Никаких предварительных априорных идей не должно быть. На рынке, на бирже, присутствуют фундаментальные моменты и истины, но неисследованная область — именно область эмоциональная. Все графики, «индикаторы разброса» и прочие техники есть всего лишь попытки статистиков описать некое эмоциональное состояние.

И однажды я подумал: может быть, ребята, работающие над восточными состояниями сознания, — ну знаете, как в книгах Алана Уоттса о дзен, — можеть быть, они могли бы дать какие- то ответы.

Может быть, мистер Джонсон знает дзен-буддистский подход к рынку!

— О Боже, нет. Там речь просто об индивидуальном восприятии. Если вы помните «Мудрость ненадежности», то знаете, что мы нуждаемся в препятствиях. Нам нужна прочность и жесткость, чтобы продвинуться еще дальше. Что-то неизбежно теряется при этой нашей национальной мании обустроиться безопасно и надежно, в условиях полной занятости и даже избытка предложения на рабочем рынке. Но дзен — нет, здесь я всего лишь читатель, а не исследователь. Биржа чересчур сложна для дзен.

Мне кажется, что доминантная нота нашего времени — ирреальность. Последние звуки мелодии, которую мы все слышали, уже затихают вдалеке. Она звучала долго, по меньшей мере, несколько десятилетий, но стоит придерживаться прекрасного правила: «Когда мелодия умолкла, забудьте о старой мелодии». Почему ирреальность? Потому что времена воинствующего духа есть времена ирреальности. В истории такой дух всегда был предметом для насмешек, Дон Кихот и так далее, но ныне мы наблюдаем движения массовой эмоциональности, которые пытаются изменить мир. Вьетнамская война и движение за гражданские права — вот вам два примера. Я не даю здесь никаких оценок. Все, что я хочу сказать, это то, что ментальное отношение к этим проблемам очень воинственно, а воинственность и страстность не имеют в себе элементов долгожительства. В хорошие и спокойные времена делать деньги нетрудно, но во времена ирреальности рынок говорит: «Ты больше не понимаешь меня, не доверяйся мне, пока ты не сможешь меня понять».

К тому времени как нам подали кофе, мы с мистером Джонсоном беседовали о Шерлоке Холмсе и фондовой бирже, о Зигмунде Фрейде и фондовой бирже, а также об «Испытании переменами» и Марке Аврелии.

В «Оскаре» напряженная тишина и нахмуренные брови.

— Марк Аврелий, — говорит мой приятель, ковбой из хеджевого фонда. — Спорить готов, что когда он упоминает Марка Аврелия в присутствии каких-нибудь своих заторможенных дилеров из глубинки, те брякаются в обморок.

— Это ведь один из фондов мистера Джонсона запустил свои штурмовые бомбардировщики на «Фэйрчайлд», взбесив даже Комиссию по ценным бумагам, — говорит другой знающий человек — На кого полетят штурмовики в следующий раз?

Губы Чарли шевелятся, не отрываясь от кромки стакана.

— Вьетнамская война, как крестовый поход, и Линдон Б. Джонсон, как Людовик Девятый, — бормочет он. — Толпа мужчин ведет себя как индивидуальная женщина. Последние звуки мелодии затихают вдалеке.

Голос Чарли набирает силу.

— Этот тип обедал с самим мистером Джонсонам! И он приезжает назад с вопросами. С вопросами! Какой звук издает одна аплодирующая ладонь? Где ответы? Что делает мистер Джонсон? Я больше не могу это выносить! И хватит рассказывать мне о Юнге и «медвежьем» рынке! Акции каких трех компаний предпочитает мистер Джонсон? Что произойдет дальше?

Мистер Джонсон наделен даром слова, и теперь вы начинаете понимать, о чем речь: «…Это не наука. Это искусство. Теперь у нас есть компьютеры и всякая разная статистика, но биржа все та же, и понять ее не стало ни на йоту легче. Все всегда строится на личной интуиции, на том, чтобы почувствовать особенности поведения биржи…»

Личная интуиция не означает, что вы можете перевести какой-нибудь экзотический сон прошлой ночи в блестящую сделку на бирже. Профессиональные управляющие капиталом часто, как нам кажется, принимают решение в доли секунды. Но подтолкнул их к этому решению крошечный кусочек информации, который, сложившись с информацией, уже дремавшей в их мозгу, внезапно выстроился в цельную картину.

«Что должен иметь хороший менеджер? Абсолютную сконцентрированность, интуицию, чутье, — а этому в университете не научишь. Главное, что должен знать человек, — это себя самого».

Конечно, это может показаться упрощением: сказать, что вам нужно познать себя самого. Вдобавок, вы не обязательно стремитесь именно к тому, чтобы стать профессиональным инвестиционным менеджером. Но если вы немного подумаете над этими словами, то увидите, что авторитетный человек и специалист говорит о том, что готовых формул, которые можно было бы автоматически применять, нет. А если вы не применяете автоматически какие-то механические формулы, то вы оперируете именно в области интуиции. И уж коль скоро вы работаете на интуиции, или на оценке, то вполне очевидно, что первое, что вам надлежит познать и понять, — это вы сами. Вы представляете собой, — давайте уж посмотрим правде в глаза — клубок эмоций, предубеждений и судорог. В чем нет ничего страшного, при условии, что вы все это знаете. Успешные биржевики-спекулянты не обязательно располагают детальным портретом самих себя, до прыщей и бородавок включительно, — но они обладают способностью резко остановиться, когда их собственная интуиция вкупе с тем, что происходит Там, Снаружи, внезапно приходит в беспорядок. Накапливается пара-тройка ошибок, и тогда они просто говорят: «Это не мой тип рынка», или «Я ни черта не понимаю, что происходит, а вы?» — после чего они разворачиваются, чтобы выстраивать линию обороны. Серии таких биржевых решений складываются, и — верьте или нет, — складываются они в подобие портрета данной личности. В определенной степени это метод для определения того, кто вы есть на самом деле, но нередко это очень дорогой метод. Вот вам криптограмма моего собственного изготовления, она же первое Правило Иррегулярности: Если вы не знаете, кто вы есть, биржа — очень дорогое место для выяснения.

Может показаться несерьезной мысль о том, что портфель акций способен дать вам портрет человека, их выбравшего, но любой профессиональный и хорошо отстроенный «ловец акций» подтвердит это под присягой. Я знаю частный фонд, в котором четыре менеджера, и каждый из них управляет своим сектором в $30 миллионов. Раз в три месяца они меняются стульями.

— Через три месяца, — говорит мой приятель, — в портфель Карла постепенно вползут маленькие «карлизмы». Может быть, Карл слишком часто будет обходить высоко залетевшие акции — он их никогда не любил. Может быть, там окажется парочка настоящих «карлуш», которым он чересчур долго позволяет набирать сок и силу. Когда я сяду за его портфель, мне не составит никакого труда вычистить слишком уж «карлообразные» элементы. Тем временем Тедди так же точно работает с моим портфелем. У меня душа болит, когда я вижу, что он с ним делает, но это наилучший способ, чтобы работало целое.